Она получает главные кинопризы в паре с Колином Фертом и Брэдом Питтом, играет классику в театре и помогает детям-бабочкам. И если бы не последнее, давно бы перестала позировать перед фотокамерой.
Изящно, как фламинго, она сгибает ногу и тушит сигарету о подошву туфли. «Вы можете расслабиться, я тяжелый человек: я ненавижу давать интервью. Это вообще ужасно глупое занятие – говорить о себе». Ее пружинистые волосы всегда эффектны. На ней строгое черное пальто и рваные джинсы. К съемке она еще не готова: успела только нанести макияж – легким движением выхватила у визажиста кисточку и справилась с ресницами в два счета. «Пойдемте покурим? Потому что уже невозможно». С балкона гостиницы видна Фонтанка. Петербург удивительно солнечный, но пока что привычно прохладный. Вода, ветер, этот натужный разговор, очередное переодевание не по своей воле – вгоняют в состояние отрешенности.
Ксения Раппопорт говорит тихо и смотрит не на вас, а будто бы мимо. Ее не раскусишь. Она не просто женщина: народная артистка России, кавалер ордена Звезды Италии, интеллигент (мама – инженер, папа – архитектор), заканчивала школу с углубленным изучением французского. Сократик – так в детстве ее называли родители. «Я уходила в какой-то свой мир. Меня можно было звать, но я не откликалась. У меня и сейчас есть это свойство: могу задуматься, уйти в другую реальность». Свойство актрисы, которой она не собиралась становиться. «Друзья в таких случаях говорят, что я опять зависла и торможу».
После очередной серии снимков она подбегает к монитору взглянуть на себя. «Не знаю я, что вам там нравится», – бросает она. Но снова и снова позирует, сколько бы времени ни потребовалось. Скромная – стройная – стойкая. На съемках у Джузеппе Торнаторе в «Незнакомке» она не жаловалась, что туфли, которые ей выписали костюмеры, не ее размера. На съемках у Кирилла Серебренникова в «Юрьевом дне» она терпела жуткий холод – камера замерзала, отказывалась снимать. Раппопорт сниматься не отказывалась. Она вообще готова на авантюры. В школе с подругой перетащила бюст Ленина из актового зала в мужской туалет – так они отмечали перестройку. А когда пришла на прослушивания к оскароносному режиссеру-итальянцу, соврала, что говорит на его языке – так ей досталась первая заграничная роль. За свою четвертую роль в итальянском кино она уже получала Кубок Вольпи, главный приз Венецианского кинофестиваля, что дают лучшим актерам. В тот год им стал и Колин Ферт. А годом ранее сама Раппопорт вручала эту же награду Брэду Питту, когда вела церемонию. Как все так закрутилось? «Не знаю. Сложилось как-то само. И хорошо, что само: я вечно сомневаюсь то я делаю, или не то». В Италии ее сомнения давно развеяли, там ее называют просто: nostra (наша)
Единственное, о чем она готова рассказывать долго, – Фонд «Дети-бабочки». Признается, что если бы не работа там, вообще бы отказалась от съемок и интервью – без прессы гораздо спокойнее, никакой публичности. Играла бы Раневскую в «Вишневом саде» или Гертруду в «Гамлете» у Льва Додина – и все. Собственную медийность она использует только для поддержки детей с буллезным эпидермолизом – редким, крайне тяжёлым генетическим заболеванием. Дети-бабочки настолько ранимы, что даже обнимать их опасно. Кожу им нередко заменяют бинты, и радикальных методов лечения в мире почти нет – только терапия. «От обычных детей они отличаются колоссальным опытом боли», – делится Раппопорт. Она рассказывает про бесконечные перевязки, как фонд помогал открывать отделение в Научном Центре Здоровья Детей, какие уникальные операции теперь смогут проводить в России – например, по разделению пальцев на руках – и как трудно на светских приемах постоянно рассказывать обо всех этих проблемах. А потом сбивается: «И как такой разговор сочетается с гламурной съемкой? Бред, конечно…».
Все разговоры о личном сводятся к фразе «я не люблю»: «Я не люблю про это говорить». А любит она черный чай. И просит дойти с ней до ближайшего уличного кафе. Садится на солнечной стороне и то снимает, то вновь надевает черные очки, когда солнце то прячется, то выходит из-за облаков. В детстве в кукольном театре руками она изображала летящего журавля – под строчки из песни:
Мне кажется порою, что солдаты
С кровавых не пришедшие полей
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Это была ее первая в жизни роль. Прощаясь, она встает и забывает подаренный ей букет. Она заворачивает за угол. Кажется, что ее еще можно догнать. Но через полминуты за поворотом уже никого нет. Улетела.
